Варианты быстрых причесок из косичек, косы быстро самой себе

Неординарные плетения — востребованный молодежный тренд. Однако его предпочитают не только девочки и девушки, но и женщины за 40. Почему бы и нет? Косы — удобно и практично. Прическа может продержаться целый день, даже несмотря на ветер и активный образ жизни. Однако на этом все ее преимущества не заканчиваются. Сделать красивую укладку реально дома самостоятельно, не потратив много времени. Главное — овладеть искусством плетения наиболее распространенных вариантов кос. В этом нет ничего сложного. Оперативно справиться с задачей сможет любой новичок.

В любом варианте работу лучше проводить с хорошо расчесанными и вымытыми волосами. Так можно избежать появления так называемых «петушков», добиться аккуратности и наилучшего результата. Понятно, обычное трехпрядное плетение под силу каждому. Нет ничего сложного. Требуется разделить объем на три равные пучка и перекрутить их между собой.

Также быстро можно сделать прически с косичками-жгутами.

Разделите объем на две равные части. Посредине головы должен получиться ровный пробор. Одну часть можно зафиксировать резинкой, чтобы не мешала, вторую — также соберите в хвост и разделите на две равные части. Перекрутите пучки между собой по принципу каната. Результат зафиксируйте резинкой. Аналогичные действия проделайте на противоположной стороне.

Легко делать быстрые прически из косичек по-французски. Сделать можно одно плетение по центру, два по бокам, наискось, зигзагом. Сначала отделите три прядки, переплетите их между собой, затем постоянно подхватывайте равные пучки с разных сторон. Должно получиться аккуратное красивое плетение, напоминающее колосок. Сделать подобную укладку не составит труда самостоятельно.

Популярностью также пользуется перевернутый колосок. Плетение выглядит более объемным, особенно если равномерно расправить звенья. Это отличное решение, когда не хватает густоты. Все отличие от обычного колоска заключается в том, что локоны не накладываются друг на друга, а вплетаются в обратном порядке.

Независимо от того, где вы планируете делать плетение, выберете треугольную прядь от пробора, хорошо расчешите ее, чтобы было легче работать, разделите на три части. Переплетите их между собой и поочередно вплетайте к ним равномерные пучки, изымая с разных сторон таким образом, чтобы получались ровные проборы. В таком случае укладка получится более аккуратной.

Важно не смешивать прядки между собой. Модно и эстетично выглядят быстрые прически с двумя перевернутыми косами по-французски. Задействуется весь объем волос. В результате получается два тугих переплетения. Такая прическа не рассыпается даже при интенсивных физических нагрузках и сильном ветре.

Еще одним вариантом быстрой прически из кос может стать «рыбий хвост». Неординарное плетение удастся организовать самостоятельно за 5-10 минут. Для удобства можно собрать волосы в пучок резинкой, а потом на нем продолжите работу. Разделите весь объем волос на два пучка, перекладывайте небольшие боковые пряди поочередно крест-накрест, пока не добьетесь желаемого финиша.

Косички самой себе на каждый день поэтапно. Косичка в косе

Содержание

1. Косички самой себе на каждый день поэтапно. Косичка в косе
2. Как плести косички для начинающих. Французская коса — схема плетения, видео инструкция
3. Как заплести две косички самой себе. 2 Как объединить две французские косы в полухвост
4. Видео ТОП 5 САМЫХ ПРОСТЫХ ЛЕГКИХ ПРИЧЕСОК | НА КАЖДЫЙ ДЕНЬ КОСЫ | НА ВЫПУСКНОЙ |В ШКОЛУ | КАК СДЕЛАТЬ

Косички самой себе на каждый день поэтапно. Косичка в косе

Создание следующего вида косы также не займет много времени. Прическа «Косичка в косе» объемная и выполняется из 4-х прядей. Плетение выполняется легко и быстро. При отсутствии опыта может потребоваться немного тренировки.

Волосы собираются в боковой низкий хвост и перекидываются на одно плечо. Из небольшой пряди плетется тонкая косичка, а остальные волосы разделяются на 3 части. Плетётся обычная коса. На каждом этапе центральная прядь оборачивается сделанной заранее косичкой. Конец волос фиксируется резинкой. Для придания прическе дополнительной изюминки у основания можно закрепить красивую заколку с цветком.

Такая необычная прическа с косой подойдет только длинноволосой школьнице.

Прическу с косой «Водопад» можно делать не только маленьким девочкам, но и взрослым девушкам, например, старшеклассницам. Укладка волос таким способом выглядит романтично и изящно. Для работы понадобятся невидимая резинка, невидимки или шпильки. При наличии времени утром можно свободные пряди завить плойкой в красивые локоны.

Начинать делать прическу следует сбоку. Боковая прядь разделяется на 3 части. Плетение косы начинается обычным способом. Постепенно в косу добавляются волосы с макушки, которые оставляются свободными. Двигаться следует по горизонтали от одного виска до противоположного. Висящие свободно волосы завиваются плойкой.

Прическа с косой «Водопад» выглядит не только красиво, но и элегантно. Для маленькой школьницы или девочки-подростка она подходит идеально.

Как плести косички для начинающих. Французская коса — схема плетения, видео инструкция

Рассмотрим общую схему плетения самой распространенной косички колосок, или французской, как ее еще называют. Данная инструкция поможет научиться заплетать косички ребенку правильно. А на основе французской косы можно создавать массу разных причесок.

Лучше для начинающих, первый раз заплетать косички детям не перед выходом куда-то, а просто ради тренировки. Пробовав несколько раз в дальнейшем процесс ускорится и появится некоторый опыт.

Перейдем непосредственно к инструкции, как плести французскую косу.

Стоит отметить, что детские волосы часто рассыпаются и их порой сложно заплести в косичку. Чтобы этого избежать, можно воспользоваться специальными укладочными средствами: спреями или маслами, которые не оставят следов на детских волосиках и сделают их послушными.

Для начала у лба необходимо взять небольшую прядочку и поделить ее еще на три части.

Плетение следует начинать, как в совершенно обычной косичке. Правая прядь перекидывается и ложится, левая же наоборот перекидывается и оказывается между центральной и крайней. Держать нужно очень крепко, чтобы пряди не распались.

Далее необходимо подбирать остальные прядочки, для этого справа у виска нужно отделить небольшой локон и соединить его с левой прядью, а дальше работать с этой новой прядью, так, как было описано в предыдущем шаге.

Дальше следует подобрать локон с противоположной стороны и проделать тоже самое, что ранее, только уже в противоположную сторону.

Когда пряди закончатся, и собирать будет нечего, следует доплести до конца длины самую простую косу.

Вот так следую данной схеме можно быстро заплести ребенку косички.

У обычного колоска есть очень много разновидностей, один из основных вариантов, это с плетением в обратном направление. Заключается он в том, что локоны ложатся не сверху друг друга, а под низ. В результате получается объемная и выпуклая коса.

Как заплести две косички самой себе. 2 Как объединить две французские косы в полухвост

2

Начните первую косу. Выберите ту сторону головы, с которой начнете работу. Возьмите небольшую секцию волос спереди отделите ее от остальной массы волос. Разделите секцию волос на три пряди. Сформируйте основание косы классическим плетением первого звена — перекиньте правую прядь через центральную, а затем перекиньте левую прядь через новую центральную прядь.

• Вы будете плести две небольшие косы, которые будут обвивать голову и встречаться сзади. Перед вами не стоит задача вплести в эти косы все свои волосы.
• Альтернативным вариантом данной прически может стать прическа с чуть более длинными косами. Так у вас получится немного иной итоговый результат. Выполняйте те же самые шаги, но сделайте косы чуть более длинными. Они будут сильнее наклонены к полу, чем небольшие косы, и встретятся друг с другом уже не на макушке, а несколько ниже ее.
• Когда будете плести косу, направляйте ее от лица к затылку. Не плетите косу по направлению вниз.

3

Заплетите французскую косу. Подхватите немного свободных волос в правую прядь, а затем перекиньте ее (уже увеличенную) через центральную прядь косы. Похдватите немного свободных волос в левую прядь, а затем также перекиньте ее через новую центральную прядь. Продолжайте плести косу тем же образом, постепенно огибая ею голову.

• Остановитесь, когда дойдете до середины. Временно зафиксируйте косу заколкой или резинкой для волос.

4

Повторите весь процесс со второй половиной головы. Повторите шаги 2 и 3 с другой стороны головы. Две косы должны будут встретиться сзади. При этом сами они должны получиться одинаковыми по размеру.

• Косы сформируют собой плетеный полухвост, а большая часть волос останется распущенной.

6

Уложите волосы так, как вам нравится. Теперь, когда у вас на голове готовы две французские косы, волосы можно уложить по своему усмотрению. Можно зафиксировать полухвост заколкой или резинкой и у вас получится стильная и слегка объемная прическа. Также волосы можно собрать в полноценный конский хвост . Если вы хотите внести в прическу немного изысканности, скрутите конских хвост в пучок и зафиксируйте его шпильками или невидимками.

• В случае с полноценным конским хвостом или пучком две французские косы будут сходиться над ними прямо сверху.
• Вы также можете соединить две косы в одну косу из трех прядей, которая будет спускаться вниз. Для этого соедините в одну прядь левую и среднюю пряди левой косы, в другую — правую прядь левой и левую прядь правой косы, в третью — среднюю и правую пряди правой косы. Затем продолжайте плести традиционную косу из трех прядей.

Видео ТОП 5 САМЫХ ПРОСТЫХ ЛЕГКИХ ПРИЧЕСОК | НА КАЖДЫЙ ДЕНЬ КОСЫ | НА ВЫПУСКНОЙ |В ШКОЛУ | КАК СДЕЛАТЬ

Тощая маленькая черная девочка с торопливыми косичками звучит из «Анемона»

Версия следующего произведения была прочитана Патрицией Смит в качестве лекции Блейни «Тощая маленькая черная девочка с поспешными косичками звучит из «Анемона» в марте 23, 2023.

Если вы ничего не видели или не слышали о моей новой книге Unshuttered , мне нужно рассказать вам достаточно. Это сборник драматических монологов или стихов о личностях, сопровождаемый фотографиями чернокожих американцев девятнадцатого века.

Более двадцати лет я собирал изображения с 1840-х по 1890-е годы. Собрание началось с неумолимого любопытства — вы знаете, как поэты относятся к рассказам в лицах, — и мне нравилась сладкая какофония их тишины, бормочущих одновременно.

После того, как я понял, как редко я сталкивался с ними, я начал концентрироваться на изображениях чернокожих. Немногие чернокожие девятнадцатого века были достаточно обеспечены, чтобы договориться о том, чтобы позировать для собственных портретов — некоторые смотрели в камеру только потому, что какой-то белый человек, возомнивший себя хозяином, решил каталогизировать его имущество — его возниц и полевых рабочих, его дом. слуги и кормилицы, его посудомойки и повара, его человеческие сувениры.

Но чем могут быть картинки, кроме двухмерных курьезов?

Будучи преподавателем Cave Canem, экстраординарного убежища для афроамериканских писателей, я использовал изображения в качестве подсказок для письма. Я дал каждому писателю картинку и сказал: «Расскажи мне, что эти люди говорят тебе». И они сделали. Боже мой, они сделали. В их успехе зародилось семя Unshuttered .

Трудно описать, что я чувствовал по поводу собранных картинок, как я продолжал налаживать с ними связь, которую особо не понимал. Трудно описать все часы, которые я проводил, разглядывая лица, глядя в глаза, восхищаясь веснушчатым кремом, иссиня-черностью, разглядывая эти носы и прямо поставленные рты. Трудно объяснить, почему я давала людям на картинках имена, говорила с ними вслух, чувствовала, что знаю их, иногда чувствовала, что слышу их.

Я знаю, что сюжеты изображений в любом случае не были известны по тому, как я их называл. Я знаю, что они жили своей жизнью, согнулись под своим бременем, смеялись, запрокинув голову, сумели пережить свои дни, блаженно не подозревая о беспокойном поэте, за тысячи завтрашнего дня, которому нужно было, всем своим существом, знать их.

Конечно, этот вопрос уже задавали раньше, и никто не нашел подходящего ответа, поэтому я спрошу еще раз:

С чего начинается идея о том, что наш голос — это человеческий голос, что вся жизнь — это каждый жизнь, что нет никаких границ, когда дело доходит до исследования того, кто мы есть?

Эта история начинается или не начинается с коричневого саквояжа с жесткими стенками, крепко скрепленного медными заклепками, того самого неразрушимого чемодана, который теперь стоит в глубине многих шкафов, того самого, который полные надежд путешественники набили всеми своими сокровищами и тащили во время их пребывания с юга на север — из Масл-Шолс в Детройт, из Гринвуда в Филадельфию, из Натчеза в Нью-Йорк — или, в случае моей матери, из Алисвилля, штат Алабама, в западную часть Чикаго.

Чемодан всегда был загадкой, сладким обещанием. Внутри, как заявила моя мать, были все наши фотографии — я полагала, что среди них были и мои детские фотографии, и полароидные снимки моего отца, сверкающего улыбкой и безумно стильного в костюме из акульей кожи; все мои классные фотографии, где я всегда был неуклюжим и странным в последнем ряду; может быть, фотографии моей матери в молодости, с дикими глазами сорванца, с передними зубами, еще не испорченными золотом.

Но самое главное, я хотел увидеть фотографии людей с лицами, смутно похожими на мои, давно потерянных родственников, о которых моя мать отказывалась говорить. Видите ли, ей было стыдно приезжать с юга, из «этого старого скверного места», которое она считала бедным и отсталым, местом, где люди не могли справиться со своими невежественными двойными отрицаниями, местом, где усталые посевы продирались сквозь красную грязь. , это место с покосившимися домиками, жирными и дешевыми кусками мяса и белыми людьми, владеющими всеми тротуарами.

Когда я спросил ее об Алабаме, где она родилась и выросла, пытаясь собрать воедино часть моего собственного фона, может быть, вызвать немного радости, она высмеяла мое любопытство. Девушка, что вам нужно знать об этом старом юге? Ты не оттуда, и я тоже никому не говори. Вот почему я родила тебя в этом городе, чтобы ты мог куда-то попасть и стать кем-то. Мы, чикагцы. У тебя мама из Чикаго и папа из Чикаго, и адрес прямо здесь, на Вест-Сайде. Вам не нужно знать об Алабаме, кроме того, что я ее покинул.  Это был лишь один из способов, которыми она эффективно держала в плену мою историю. Скрывая свою.

Я много думал об исчезновении истории, о повседневном акте исчезновения прошлого. Я уверен, что всем нам приходится в разгар этого лихорадочного движения за то, чтобы отучить черную историю и отодвинуть все наши вчерашние дни подальше от нас, а наши самые тревожные вчерашние дни далеко от всех остальных, бомбардировать нас ложью до тех пор, пока кто-то, а затем еще а другой начинает верить, что они могут быть правдой. Кто-то или что-то может заставить вас оглянуться назад и ничего не увидеть, не увидеть вообще никакой дороги, по которой вы шли, чтобы попасть туда, где вы находитесь. Иногда это правительство считает вас, отводит глаза, отрицает ваше лицо. Или это может быть книга по истории, рассказывающая вам о том, что Роза Паркс была всего лишь слегка неудобной дамой в автобусе, как весело было чернокожим играть с пожарными шлангами и немецкими овчарками и как досадная ошибка линчеванных мужчин, тем не менее, привела к появлению деревьев. интригующий.

Но иногда ложь смешивается с любовью.

Я думаю, что когда я был маленьким, и моя мать протянула руку во время эпизода Я люблю Люси или Золотое дно или Мои три сына и безмолвно зажала мне ноздри и держала, пока не пошли титры, это было из-за мой широкий проклятый нос и потому, что она любила меня. Я думаю, что каждое лето, когда я приходил с игры весь блестящий и иссиня-черный, она терла мне затылок лизолом, потому что Черт возьми, чили, разве я не говорил тебе держаться подальше от этого солнца , и потому что она любила меня. Я думаю, что когда она вытряхивала стиральный порошок «Тайд» в мою воду в ванне, игнорируя крики, когда медленное жжение охватило мои ноги, она молилась, чтобы это сделало меня легче, и это было потому, что она любила меня. Я думаю, что когда она зажгла огонь под этим железным гребнем, а потом провела им по моим непослушным пучкам волос, пока я не услышал и не почувствовал запах обугливания, что она хотела для меня этот шелк, и она любила меня. Я думаю, что, когда она захлопнула дверь, а за ней весь штат Алабама, она хотела, чтобы все это меньшее, все неудобные напоминания о «этом противном старом месте» исчезли — плохая грамматика, босые ноги, медленная гнусавость, еда, которую нужно выдергивать из волос, просто все эти чертовы глупый . Она хотела, чтобы ее дочь была кем-то другим. Она воспитывала чикагскую девочку.

И я боролся с ней изо всех сил, пытаясь найти и удержать все, что она не хотела, чтобы я видел или имел. Я надеялся, что содержимое неуловимого чемодана поможет. В конце концов она согласилась открыть его. Я молилась, чтобы там были родственники с широкими носами и пухлыми губами, упрямыми волосами и невозмутимым алабамским характером. Я предполагал, что многие из тех, кем я был на самом деле, были там.

Я щелкнул тугими защелками и открыл чемодан, выпустив вонь, которую я могу описать только как плоскую и отдаленную. Вот некоторые вещи внутри:

—Моя мать щеголяет шелковистыми и атласными церковными нарядами кораллового, розового, океанского синего, лавандового и нефритового цветов, каждый раз сопровождая каждый раз какой-нибудь невероятно угловатой баптистской шляпой.

—Моя мама, щурясь от солнца, одна на каникулах, которых я не помню, чтобы она брала.

—Как ни странно, отчет о вскрытии моего отца с подробным описанием всех мест, где пуля пробила его тело.

—Моя мать в отпуске со своей церковной семьей, отпуск, который я не помню, чтобы она брала.

—Моя мать во взрыве малинового атласа скользит по подиуму на церковном показе мод.

—Моя мать смотрит на кого-то, кто не она, на кого-то меньшего размера, скользящего по подиуму на церковном показе мод.

—Моя молодая мать, как раз перед тем, как ею овладела религия, застряла в черном платье и взгромоздилась на барный стул, который едва держался за ее бедра.

— Пожелтевшая церковная программа к женскому дню, моя мать самодовольно ухмыляется из главной истории.

— Старинная церковная программа, расходящаяся по складкам, с подчеркнутыми именами двух незнакомцев.

—Похоронная программа. Тут вмешалась мама : Я это помню. Они хорошо посадили эту женщину. Все были там. И Господи, она была одета!

— Единственный существующий профессиональный студийный снимок моей бабушки.

— Единственный существующий профессиональный студийный снимок моей матери. Четыре экземпляра.

— Горстка недоразвитых полароидных снимков людей, которых моя мать кашляла и кашляла и в конце концов призналась (или сделала вид), что не помнит. Я не знаю, Пэт, он МОЖЕТ быть связан с тобой… 

И десятки других изображений на разных стадиях выцветания — фотографии домов и машин, витрин магазинов, церквей, конвейеров по сборке хитина, автобусов Greyhound и ресторанов соул-фуд. и крещения, и подмигивающие золотые зубы, и все эти замысловатые шляпы и распятия за кафедрой, и моя мать, и моя мать, и моя мать, и моя мать, и моя мать.

На одной фотографии, тем не менее, была черная лакированная кожаная Мэри Джейн, расплывающаяся на выходе из кадра. Я должен был предположить, что ботинок и маленькая ножка внутри были моими. Я даже слышал голос—- Чили, иди туда, подальше от взрослых людей, чтобы мы могли сделать этот снимок.

Вот и все. Мы опустошили один чемодан, затем опустошили другой, пока не осталось ничего, кроме их подкладок из искусственного шелка, изорванных и все еще воняющих плоскостью и далеко. Это был запах 1960 года, который, как мы все знаем, был не самым лучшим годом для негров.

Увидев мое зарождающееся отчаяние и сразу же не поняв его, моя мать подошла к письменному столу, выдвинула нижний ящик и достала мою фотографию с выпускным в средней школе в рамке. Я не думаю, что она понимала значение этой нижней двери. Да, там я был. «Вы можете взять это», — сказала она. Я не смотрел на нее. Я не двигался.

— Думаю, остальные были у твоего папы, — пробормотала она.

Вот с этим проблема. Мой отец был убит во время ограбления, когда мне был двадцать один год. Я единственный ребенок, папина дочка, и я оплакивала целые Библии. Моя мать не предприняла никаких действий, чтобы спасти его вещи, и город, наконец, вычистил его квартиру и все, что в ней было. Все. Его шикарные шляпы Stetson, флаконы с ароматным одеколоном, забрызганные сахаром рабочие туфли. Все.

Ты, наверное, прямо сейчас, постепенно, как и я, приходишь к ужасному выводу.

У моей матери не было ни одной моей фотографии, сделанной до моего последнего года обучения в старшей школе. На самом деле, эта фотография была единственной, которая у нее была.

Другие? Я думал, они у нее есть. Она думала, что они были у моего отца. Затем они появились в Чикаго. Так ни у кого их не было. Ни школьных, ни школьных фотографий. Никаких снимков, на которых я задуваю свечи на день рождения. Никаких фотографий того, как я намазываюсь сливками в парке развлечений Ривервью, или прыгаю с двойным голландским мячом, или танцую с резинками на китайской скакалке. Никаких детских фотографий или рождественских фотографий рядом с безвкусной серебряной елкой. Ни одной фотографии, на которой я сижу в обеденном кресле «Сирс», визжу, согнув шею и сжигаю волосы на воскресной службе. Никаких фотографий меня в пышном пасхальном платье с корзиной пластиковых яиц в руках. Никаких фотографий с мальчиками, девочками, собаками, дядями или двоюродными братьями. Нет изображений. Никаких визуальных доказательств того, что я был жив, когда я был жив, как я жив. Я помню, как позировал. Я помню те большие квадратные камеры и настоящую лампочку, которую нужно было защелкнуть, чтобы сделать снимок со вспышкой. Я помню, как щурился от вспышки.

Ну, еще одна фотография сохранилась. Это изображение четырехлетнего меня на обложке Life согласно Motown , моей первой книги. На мне розовое платье, которое любил мой отец. На платье спереди была роза, скрепленная крошечной золотой английской булавкой. Одна моя рука лежит на крышке бесценного имущества нашей семьи, чудовищного комбо из телевизора и фонографа. Это была вся гостиная. Мы жили на третьем этаже многоквартирного дома по адресу 3315 West Washington в западной части Чикаго, части города, от которой все советовали держаться подальше. На картине не видно тараканов, заползающих в складки кровати Мерфи, или мыши, напевающей синюю ноту под печкой.

Это была любимая фотография моего отца.

Мой отец прозвал меня Митхед.

Мясник не имеет фона.

Мясник не знает много вчера.

У Мясноголового нет истории.

Вы, вероятно, достигаете еще одного постепенного осознания. Что эта лекция на самом деле не о поэзии.

О, но это было.

О, но это так.

О, но это будет.

Мясник, ты где? Ты закончил с ужином? Тогда иди сюда!

Я много говорю о своем отце. Лот . Возможно, вы слышали, как я изливал любовь много-много раз, и я ни разу не извиняюсь. Отис Дуглас Смит — это первая строка каждого стихотворения, первая строка каждого рассказа. В каждой комнате, где я читаю, я сосредотачиваюсь на, казалось бы, пустом стуле, и именно там он.

Ты съел кукурузу со сливками, не так ли? Твоя мама приготовила это. Она много работает. Не зли свою маму, сейчас.

Он — я имею в виду — был разочарованным блюзменом. Он никогда не запирался в тональности, которая согласовывалась с ним, но тем не менее пел — громко, безрассудно, всегда не в ту лирику, оставляя в микрофоне брызги слюны от Lucky Strike. Те из вас, кто дочери, любящие своих пап, могут начать понимать. Как насчет этого? Он научил меня пить. Отвел меня в настоящий бар, прокуренный и липкий, шлепнул меня на барный стул — я думаю, незаконно говорить вам, сколько мне лет — и начал кормить меня толстыми порциями JB. В перерывах между кадрами он забрасывал меня совершенно надоедливыми вопросами:  С кем я вас только что познакомил? Что за песня только что играла в музыкальном автомате? Когда вы выходите из этой двери, куда вы поворачиваете, чтобы вернуться домой? Какой твой адрес? Какой у нас номер телефона? Как называется место, где я работаю? Я не прошел тест, пока не смог правильно ответить на все вопросы, даже после того, как выпил неимоверное количество гнили.

Это жестокое обращение с детьми?

Никто и никогда не сможет воспользоваться тобой, малышка, он сказал мне , когда я уже не был «не в настроении». Они подумают, что напоят тебя, чтобы они могли делать то, что хотят, и ты просто позволяешь им так думать. Но у тебя всегда будет голова в порядке. Ты всегда будешь знать, как ты доберешься до дома и как тебе нужно туда добраться.

И знаете, он был прав. Испытай меня.

Пора? Все блюда готовы? Убедись, что кухня чистая, Митхед. Твоя мама усердно работает, чтобы приготовить ужин на столе.

Каждый вечер мой отец рассказывал мне истории. Он был совершенным первым поэтом. Он все еще был всем, что оставил на юге.

Когда он жил с нами, рассказы появлялись сразу после нашего обеда из листовой капусты, соленой свинины и кукурузного хлеба, или нашего обеда из фасоли пегой лошади, ветчины и кукурузного хлеба, или нашего ужина из дешевого бифштекса, придушенного моей мамой, — о, и кукурузного хлеба. …и сливочную кукурузу, которую я ненавидел, потому что она никогда не была похожа на сопли.

Хорошо, садись здесь, у моих ног. У меня есть хороший для вас сегодня, девочка.

Ни сборников рассказов, ни блокнотов, ни заметок. Просто мой папочка из Арканзаса с каменным горлом учил меня, что есть и другие способы говорить на мир, помимо того, что я изучаю, или, поскольку мы говорим о системе чикагских государственных школ, , а не учеба — в школе. Каждый день он был моим чистым листом, который перед сном брызнул хриплыми красками, несколькими извилистыми и наталкивающимися друг на друга сюжетами и голосами, которые ему не принадлежали.

Позвольте мне сказать вам, кто сегодня не пришел на работу, а потом мы с вами догадаемся, почему.

Одним из моих любимых источников рассказов, как и его, была кондитерская фабрика, где работали и он, и моя мать. Эта длинная и становящаяся все длиннее история была нашей собственной мыльной оперой, извилистым, насыщенным действиями повествованием с участием очень реальных людей с очень реальными секретами. Папа был большим поклонником персонажей, и он очень хорошо знал то, что никто не хотел видеть. В рассказе, который мы назвали «Падающий лист», было все: срезание углов на работе, сплетни, полыхающие в обычно унылой фабричной очереди, большие большие деньги в карманах маленьких людей, — прибавьте к этому различные маслянистые опрометчивости всякого рода, включая то, о чем я с удовольствием рассказывал, но никоим образом не понимал. Я знаю, что это была чертовски хорошая история, потому что, громко хмыкнув в знак своего неодобрения, моя мать начала подбирать стул ближе к двери, чтобы подслушать. Папа знал, как привлечь толпу.

Джимми Ли прожил свои лучшие дни в лачуге в Арканзасе. Из кухонного окна он мог видеть крест, торчащий в грязи позади дома. Ночью из-под него с ним разговаривала его жена Эмма. Она не замолчала.  

Я никогда не забуду выходки Джимми Ли, персонажа, которого, несомненно, должен был оставить мой отец, отправляясь в увлекательные истории большого города. Но была причина, по которой я называл папу «гриотом с заднего крыльца». Он был достаточно историческим, достаточно южным, достаточно резким и шумным, чтобы загипнотизировать меня. У нас не было заднего крыльца, по крайней мере, не такого, как я себе представляла, но я определенно могла видеть, как он качается там, наблюдая, как мир разворачивается и наполняется историями. Из-за незадачливого, но счастливого Джимми Ли у меня было с кем посмеяться и погоревать, родственник из Дельты, к которому можно было обратиться.

Я не могу быть полностью уверен, что мой отец не знал о пустоте, которую заполнил Джимми Ли. Он слышал, как моя мать затыкала мои вопросы о ее воспитании (и, следовательно, моем воспитании), и его рассказы погрязли в том, что он помнил. Хотя он пытался противостоять ее нежеланию, моя мать была приземистой, свирепой, почти неподвижной. Но мы с отцом — наши истории были нашими . У его ног каждый вечер после ужина я шла в мир, который знал меня. Я научился смеяться с запрокинутой головой, широко открытым ртом и широко расставленным носом. Я научилась восклицать, кудахтать и проливать громкие слезы, как настоящая южная девушка.

Когда вы слышите рассказ в моих стихах, вы слышите Отиса Дугласа Смита. Ты слышишь моего отца.

Мне было десять лет, когда мой отец решил, что моя мать — это слишком. Она была резкой, ревнивой, мстительной и вдруг громко религиозной. Господь сказал ей много вещей лично, большинство из них предназначалось для того, чтобы лишить моего отца жизни и помешать мне быть настолько его дочерью. Господь велел не играть в карты, Господь велел не играть в музыкальный автомат, Господь велел быть дома до того, как зажгутся уличные фонари, Господь велел не водить этого ребенка рядом с той таверной. Господь велел ей перестать носить брюки и косметику, посвятить остаток своей жизни служению. Тем временем папины рассказы — теперь часто рассказываемые заговорщицким шепотом — восхитительно склонялись к тому маленькому аду, который я знал. Любовные треугольники на кондитерской фабрике накалялись. Джимми Ли постоянно попадал в явно нечестивые неприятности.

Мои пути матери и отца разошлись, потому что они ладили, как жир и раскаленная сковородка.

По-моему, это звучит просто, потому что, если я этого не сделаю, правда ударит меня и сшибет с ног, даже сейчас. Я плакала, как будто он умер. Я плакала, потому что он оставил меня наедине с моей матерью и Господом, незнакомыми мне людьми. Но папа приходил каждый день после работы и оставался, пока мама фыркала и ругалась себе под нос и демонстративно не кормила его и торопливо перемещалась в любую комнату, где нас с отцом не было. Мой отец рассказал мне мою историю — мне никогда не было , а не получит эту историю — и подождал, пока я засну, прежде чем он ушел.

Но я никогда не спал по-настоящему. Как только наступала тишина, после того как отец уходил, а мать заканчивала обзванивать всех церковных дам и жаловаться на его отсутствие, я доставала из-под одеяла новое волшебство — транзисторный радиоприемник, цвета морской волны, зеленый с серебряные ручки и крошечная антенна. Я втыкал в ухо затычку и слушал, убавляя громкость как можно тише, пока не засыпал — или не засыпал.

Тебе никогда не понять, что дала мне музыка — дала мне. Я даже сейчас до конца не понимаю. В конце вечера радиостанция Black Music в Чикаго замолчала, но WLS продолжал вещать по всей стране, и на этом истории не прекращались. Я определенно состарюсь сейчас, но я скажу это: В мое время песни не зацикливались на петле, вбивая ее в вашу голову, пока вы не сдались и не затанцевали. Песни были маленькими драмами. Я знал, как сильно The Temptations умоляли женщину вернуться домой, я знал, как они напевали разбитое сердце из пяти частей, я знал горную вершину фальцета Смоки. Но я также знал Нила Даймонда, New Colony Six, The Association, The Beatles, The Byrds и все о Скотте Маккензи и Сан-Франциско. Обязательно вплети цветы в волосы…

Прямо сейчас, если ты включишь старую станцию, держу пари на хорошие деньги, что я могу петь, от начала до затухания, по крайней мере, на девяносто процентов песен.

Песни были не просто звуком; они были обрывками повседневности, неразматывающимися. У них были начало и конец, середина, управляемая чувствами, и они звучали как разбитые сердца, неправильный выбор и бездумная любовь. И строчки рифмовали!

 

Ты только наполнил меня отчаянием

Показывая любовь, которой не было

Как пустыня показывает жаждущего человека

Зеленый оазис, где есть только песок

Ты втянул меня в то, от чего я должен был увернуться

Любовь, которую я увидел в тебе, была просто миражом

 

Это все еще не о поэзии? О да, это так.

Теперь я собираюсь вернуться в четвертый класс. Я был в еще одной школе, ученики которой не должны были ничего достигать, и моим учителем была миссис Штейн, и все, что я могу о ней вспомнить, это шлепанцы брюнетки, белые колготки и голос, который был немного волнистым на краях. возможно, потому что она была окружена черными детьми в той части города, от которой все предупреждали держаться подальше.

Однажды она написала на доске странное слово. А-Н-Е-М-О-Н-Е.

Кто-нибудь может произнести это? спросила она.

Представьте меня. Всегда в первом ряду, моя рука занесена в воздух. Косички косички, часть кривая, потому что моя рассеянная мать часто разделяла мои волосы указательным пальцем вместо расчески. Худощавый, как все.

Я помню тот день. Должно быть, вопрос с подвохом, подумал я. Ни в коем случае это АНН-КОЛЕНО-СТОН. Ни за что. У белых учителей есть фокусы.

А-НЕМ-СТОН? Неа. Недостаточно подлый. Я думал о том, как, когда моему папе нужно было слово, которого не существовало, он соединял два слова вместе, чтобы получить новое, или как он указывал на то, насколько сумасшедшим может быть английский, с его настойчивостью на , рыцарь, и . ночь и любовь и ход не рифмовать, а писать и правильно и обряд. Моя рука взлетела вверх.

А-НЕМ-МО-КОЛЕНО , сказал я. Миссис Стайн осыпала меня слишком большим количеством похвал. Я услышал шипение позади себя. Проклятие. Мне снова пришлось драться, чтобы вернуться домой, потому что я думал, что я такой умный . Но это слова. Мне понравилось, как он двигался у меня во рту в ожидании воздуха. Мне понравилось в воздухе. И это было еще до того, как я понял, что это значит.

Вот как я написал об этом много-много позже:

 

Штейн нацарапал слово на доске, сказал Кто может

это произнести? , а слово было анемон и из

в тот момент вы впервые почувствовали беспорядок возможных

у тебя во рту, с того момента, как ты споткнулся о ритм

и она медленно улыбнулась, ты вдруг понял, что имеешь право

быть взрывным, швыряться слогами через черный ход,

придумывать свои собственные проклятые слова именно тогда, когда вы нуждались в них.

Весь этот день сладкий анемон запутался в твоих зубах,

брызнул сахарным языком, привел тебя к словарю

где тебя уверяли что он существует, к пещере

ванной где ты трели его в дребезг эхо,

и, наконец, убедившись, что это маленькое евангелие принадлежит тебе,

ты писал его снова и снова и снова и…

 

Снова и снова и снова. Теперь это о поэзии. Одно слово, произнесенное медленно и с зарождающимся удивлением тощей черной девушкой с торопливыми косичками. Одно слово, любое слово, мчащееся к истории. Одна история, потом еще и еще, из горла гравия человека из Арканзаса. Эта маленькая девочка в поисках истории, обвивающая свою жизнь вокруг истории, истории, обволакивающие свою жизнь вокруг нее. Мужчины, женщины и дети, безмолвные на бумаге и стекле, тянутся к девушке, держа в руках то, что, по ее мнению, она потеряла. Они распахивают мир настежь, и она входит внутрь.

 

Остановите прокрутку и… | Кандидаты наук и косички

Я была удивлена ​​тем, насколько мое время в качестве домохозяйки напоминает мне о лете в аспирантуре. Каждый день кажется бесконечно длинным, час за часом дел, но нет взрослых, с которыми можно было бы поговорить. Я люблю одиночество, поэтому уединение этого периода мне подходит. Я бы не изменил его, в основном. Но, конечно, это не совсем одиночество. У меня есть маленький человек, который нуждается во мне по 12 часов в день.

Проблема в том, что у меня есть социальные сети.

Когда я учился в аспирантуре, единственными социальными сетями, которые у меня были, были Facebook и Pinterest. Теперь на моем телефоне также скрываются Instagram и Reddit. И вместо диссертации я пытаюсь построить наш небольшой бизнес.

Всем иногда бывает одиноко, даже тем из нас, интровертам, которые любят одиночество, как и я, и исследования показывают, что социальные сети усугубляют это чувство. Впервые я начинаю видеть это в себе. Бывают моменты, когда я чувствую себя невидимкой. Когда я возил свою дочь в библиотеку и обратно; кивать другим родителям на детской площадке; сделать присутствие в социальных сетях для наших альпак, цыплят и пчел, много дней я чувствую, что двигаюсь по миру невидимо, анонимно. Большую часть времени это освобождает. Если никто не обращает на меня внимания, вместо этого глядя на ребенка, пчел и альпак, тогда я могу просто быть такой, какая я есть. Но иногда, когда я изо всех сил пытаюсь добиться успеха в своих писательских и других проектах, это кажется поражением и одиночеством. Неуверенность в себе, привязанная к маленьким сердечкам на экране, дергает меня.

Никто не любит выкладывать что-то в мир и чувствовать себя проигнорированным, но нехорошо зацикливаться на этом. Всегда есть еще работа, которую нужно сделать, навыки, которые нужно развить, внести исправления, рты, которые нужно накормить, книги, которые нужно прочитать, милые дочери, которых нужно обнять, и так далее. Как довольно амбициозный человек, оправившись от того, что мне годами говорили, что я действительно когда-нибудь чего-то добьюсь, я борюсь с этим чувством, потому что

1. Это очень похоже на гордость, ловушку, в которую я не пытаюсь попасть, но …
2. это естественное чувство, за которое я не пытаюсь себя опозорить, но…
3. В последнее время вещи, над которыми я больше всего работаю и которые мне больше всего нравятся, продолжают тонуть и…
4. вы не можете судить о себе по статистике других людей в социальных сетях, но… 
5. не так ли?

1000 Hours

Особенно одиноким вечером на прошлых выходных я просмотрел пост Ханны Бренчер в Instagram о завершении ее трекера 1000 Unplugged Hours. Меня, наверное, зацепило, потому что мы уже работаем над «1000 часов на улице» и закончили «1000 книг до детского сада». 1000, кажется, магическое число. Однако я сразу же понял, что мне нужен этот вызов.

1000 часов без подключения к сети составляет около трех часов в день или 20 часов каждые выходные, чтобы завершить его за год, что является целью. Действительно, три часа в день звучит немного, но я не знаю человека, у которого не было бы этого зудящего желания проверить телефон, пролистать, включить телевизор и так далее. Я почти больше не смотрю телевизор, но мои дни поглощаются гораздо большим количеством прокрутки Instagram, чем мне хотелось бы. Небольшое расстояние от подкастов, хотя большую часть времени я слушаю новости и научные передачи, вероятно, тоже было бы полезно. Я решил, что для меня «отключенный» не означает никаких технологий, кроме музыки или текстового процессора. Я колебался с аудиокнигами, но решил исключить и их.

Вчера я начал свои 1000 часов без подключения к сети. Это было воскресенье, так что у меня была небольшая фора, потому что мои ежедневные новостные подкасты не были включены. Утром я два часа спокойно возился в саду без наушников, потом делал работу по дому и читал с малышом. Это действительно успокаивало. Затем я взял свой телефон и сразу понял, насколько я зависим от прокрутки, потому что я много выпивал. Вечером у меня был еще один час без электричества, я играла в игру и готовила ужин с мужем. А потом я упал в дыру YouTube после того, как ребенок был в постели. Этим утром я проспал, а затем изо всех сил пытался справиться с нашими утренними делами, пролистывая, слушая новости и так далее. Сегодня я все еще должен себе три часа. Я с нетерпением жду этого, но, поскольку я рано поддался тяге, я знаю, что будет трудно держаться подальше от экрана. А дневные политические шоу заканчиваются через 45 минут!

Через один день я понял, что приятно чувствовать себя отключенным от сети; что, как я и подозревал, у меня проблемы с прокруткой; и что мне нужно быть преднамеренным с моим утром. Я постараюсь вставать немного раньше (сколько тысяч раз я говорил это!?), чтобы провести время без подключения к моему саду. Я с нетерпением жду возможности увидеть, куда заведет меня этот вызов, и надеюсь, что он принесет больше спокойствия, поскольку я продолжаю пытаться построить жизнь творческого человека, матери, фермера и пчеловода, выращивающего альпака. Я имею в виду, что последних двух я не ожидал, так что это просто показывает, что иногда периоды одиночества приносят удивительные, прекрасные плоды.

На данный момент у меня есть только официальный трекер 1000 часов без подключения к сети, но в следующем месяце рядом со столбцом времени вне сети я добавлю в свой блокнот столбец времени без подключения к сети.

О привычках и трекерах привычек

Блокнот — это ключ. Всю свою жизнь я боролся с выстраиванием рутины и привычек. Я не склонен преуспевать в том, чтобы делать одно и то же каждый день, поэтому, если я не должен , это не является моей естественной склонностью к этому. Вместо рутины я обнаружил, что ритуал — более плодотворный способ структурировать свой день. Для меня отличие состоит в том, что у меня есть свобода идти туда, куда меня ведут повседневные задачи, но в определенное время дня я делаю определенные вещи. Утром я молюсь и слушаю программу NPR Up First. Вечером я убираюсь на кухне, пока муж укладывает малыша спать. Простые маленькие пробные камни в течение моего дня.

Когда я пытаюсь строить ритуалы или вносить изменения, ведение моей записной книжки было самым полезным инструментом. В начале полевого журнала каждого месяца у меня есть журнал записей и трекер привычек. В письменном журнале указано, сколько времени я пишу каждый день и над чем я работал. Трекер привычек — это таблица, в которой я отслеживаю различные детали своего дня. Некоторые привычки на трекере просто позволяют мне замечать тенденции. Другие мотивировали меня на изменения.

Например, одной из моих целей на год было не покупать ничего, что мне не нужно. Я не был идеальным, но я заметил огромное снижение моих привычек к расходам с тех пор, как я добавил поле «Нет расходов» в свой трекер привычек.

В течение многих лет мои привычки к расходам были намного лучше, чем когда я был вождем в колледже и аспирантуре, но, учитывая, насколько культура потребления способствует загрязнению окружающей среды, я всегда стремлюсь тратить все меньше и меньше. Я обнаружил, что перспектива не отметить это поле на моей диаграмме часто мешает мне нажать «оформить заказ» на что-то, что не нужно моей семье, и вместо этого побуждает меня посмотреть, что у меня уже есть, что удовлетворит потребность или удовлетворит это. хотеть. (Я начал размышлять об этой привычке после последнего выпуска подкаста «Как спасти планету».) 

Другие элементы, которые я отслеживаю, немного меняются от месяца к месяцу, но прямо сейчас есть место для времени пробуждения и сна, потребления воды, молитвы, отсутствия трат, часов вне дома и упражнений (что и как долго). В прошлом у меня были колонки для письма, прядения, ругательств и ухода за кожей. Как только я чувствую, что привычка укоренилась, я заменяю это место чем-то другим, и галочки, заполняющие страницу, неожиданно помогают мне двигаться вперед.